— Нашего гостя отвезёт домой Генри, — поправила её мать.
Отбросив с лица волосы, молодая женщина смело повысила голос:
— Мама, я желаю сама отвезти мистера Квиллера. У него две сиамские кошки, которых я хотела бы увидеть.
Остальные члены клана слушали это выступление в молчаливом изумлении.
— Элизабет, ты не совсем в себе, — с усилием произнесла миссис Эплхардт, — и, конечно же, не в состоянии править. Нам лучше не рисковать. Ты так чувствительна к лечебным процедурам… Ричард, ты не согласен?
Не успел старший брат ответить, как подал голос Джек:
— Ради бога, мама, позвольте ей хоть раз в жизни сделать то, чего она хочет! Если коляска опрокинется и она сломает шею, так тому и быть! Это карма! Ведь так она нам всегда говорит!
Квиллер, невольный свидетель неловкой минуты семейной истории, перешел к невесткам и спросил, слыхали ли они о неразгаданной тайне маяка. Они, по счастью, не слыхали, и он подробно изложил им историю с несколькими преувеличениями собственного изобретения. Ко времени, когда его слушательницы раздумывали о судьбе смотрителей маяка, снова показалась Элизабет — в юбке-штанах, сапогах, соломенной матросской шляпе и безукоризненно сшитой рубашке.
— Грум ведёт сюда фаэтон, — сказала она чуть дрогнувшим голосом.
Грум подсадил Элизабет на облучок, а один из слуг в зелёной куртке подбежал с букетом трав. Она уселась прямо, тесно прижав локти к телу и держа вожжи меж пальцами левой руки. В правой руке у неё был хлыст. Отъезжая от дома, она полностью владела собой. Квиллер подумал: «Все, что нам нужно для финальной сцены, — это мелодраматическая закадровая музыка, пока мы удаляемся в закат. А какой список действующих лиц! Деспотичная мать, робкая дочь, два покорных сына плюс третий, чувствующий себя достаточно вольготно, чтобы позволять себе дерзкие выпады шута».
Усаженный сбоку от хрупкого возницы, он спросил:
— А вы уверены, что ваше травмированное запястье удержит этот хлыст?
— Он только символ, — отозвалась она. — Скип слушается вожжей и голоса возницы. Наш стюард вдобавок и замечательный тренер.
Они остановились у ворот, перед тем как свернуть в поток воскресных отдыхающих.
— Пошёл, Скип!
Кивнув головой, словно в знак того, что приказ понят, конь свернул налево.
— Мама говорит, что вы пишете для газеты. Для какой? — спросила Элизабет.
— Для «Всякой всячины», что на материке.
— Она в самом деле так называется? Я не читаю газет. Они меня расстраивают. А что вы пишете?
— О том о сём… Могу ли я спросить, где сегодня были павлины? Я так понял, что у вас есть павлины.
— После смерти папы мама продала их в зоопарк. Их крики действовали ей на нервы. Она продала и его телескопы, и книги по астрономии. Это было его хобби. Вы когда-нибудь видели НЛО? Папа говорил, что они зависают над большими телами в воде. Если он замечал такой объект, то будил нас среди ночи, и все мы вылезали на крышу с биноклями, кроме мамы и Джека. Она говорила, что это глупо, Джек — что скучно. Джек вообще часто скучает.
Элизабет была разговорчивее, чем ожидал Квиллер. Пока она болтала, он думал о семье, с которой только что познакомился. У Джека и его матери была одна и та же самоуверенная манера, хорошая внешность и перевернутая улыбка с опущенными уголками губ. Можно смело держать пари — он её любимец. Своей склонностью к женитьбам он причинял ей неприятности, но она неизменно приходила ему на выручку. Трое остальных её детей, вероятно, больше любили своего отца. У них были широкие лбы, тонкие черты, яркая индивидуальность…
Элизабет всё ещё продолжала говорить об отце:
— Он научил меня, как по-настоящему править, когда я была совсем маленькая. Это приятнее, чем водить машину.
Она признала два частных экипажа, возвращавшихся из Клуба Гранд-острова: тяжелую карету и двухколесный фаэтон — оба реставрировал Уильям. Когда добрались до курортной части острова, она выразила удивление и печаль по поводу перемен, произошедших с частными домиками.
— Вы, вероятно, помните домик, обшитый березовой корой, — сказал Квиллер. — Теперь это гостиница «Домино», на задах которой я и живу. Коттедж маленький и тесный-тесный, но я сказал кошкам, чтобы потерпели: он всё-таки лучше палатки.
— Вы и впрямь с ними так вот говорите?
— Всё время. Чем больше с котами разговариваешь, тем умнее они становятся, но беседа должна быть интеллигентной.
Перед «Четырьмя очками» Квиллер снял её с облучка.
— Я слышу прелестную музыку! Флейта с арфой! — Лицо её вдруг просияло.
— Моя соседка — музыкантша, и если она не играет на фортепиано, то проигрывает музыкальные записи.
— Я до того хотела играть на флейте! На лесной тропе мне чудилось, что играют на свирели, выманивая из лесу мелких животных. Но мама настояла на уроках фортепиано. Я была не очень…
Она умолкла и вскрикнула от восхищения, увидев две пары голубых глаз, наблюдавших за ней из переднего окна. Коко и Юм-Юм взобрались на столик для игры в домино и таращили глаза на огромное четвероногое существо, стоявшее перед их коттеджем. Войдя, Элизабет протянула кошкам левую руку, и они обнюхали пальцы, державшие вожжи.
Квиллер представил их друг другу, упомянув, что Коко необычайно умен; его последнее увлечение — игра в домино.
— Он чувствует силу чисел, — серьёзно сказала Элизабет. — Кошки настроены на мистическое, а в числах ведь есть магия. Вы что-нибудь знаете о нумерологии, науке мистических чисел? Я её немного изучала. Если вы напишете мне ваше полное имя, я вам кое-что расскажу о вас самом. Я не предсказываю судьбу — просто обрисовываю характер. Напишите и кошачьи имена — печатными буквами.